По ту сторону Бездны[СИ] - Алина Борисова

Я, кажется, обиделась. Она искренне не поняла, на что.

В другой раз, гуляя с ней по саду, все еще буйно цветущему, несмотря на позднюю осень, я имела глупость высказать вслух свою смутную фантазию о том, что если во мне столь много вампирской крови, что я в некотором роде гибрид, то, быть может, наши виды не настолько уж несовместимы. Если их кровь моим организмом не только не отторгается, но и меняет мою генетику, то, быть может… ну вот чисто гипотетически… я, ну, или такие как я могли бы иметь с вампирами совместное потомство… Раз человеческая кровь животворяща, а их настолько мертва, что зачатие для них столь часто оказывается невозможным…

— И что будут жрать эти детки? — неожиданно грубо перебила меня Сериэнта. — Мясо с кровью? Так низко мы пока еще не падали. То есть, сначала они выпьют и сожрут свою мамочку, а потом ими отужинает собственный папочка, слегка обозлившись на смерть супруги? Нет, я, конечно, в курсе, что людям детей своих не жалко, но мы же не такие выродки!

— А какие вы выродки? — завелась в ответ я. — Сами жрете нас, не задумываясь, а при этом все такие благородные, от ушей и до хвоста, все такие разумные!

— И кто же меня в этом обвиняет? Не ты ли у меня пару дней назад колбаски просила? Ту колбаску что, из древесной коры крутят? Или тебе перед той коровой стыдно и ты ее по имени помнишь, косточки схоронила и цветы на могилку таскаешь? Так я, заметь, не предлагаю вам с теми коровками спариваться для улучшения популяции, хотя, возможно, коровьи мозги и улучшили бы ваши насквозь гнилые головы!

— Не смей меня оскорблять! Ты утверждала, я твой гость, а существа разумные с гостями себя так не ведут!

— А с хозяевами, значит, можно, — раздраженно фыркнула Сериэнта. — Дети от людей, это ж надо же! А что ж сразу не от волков? У них тоже весьма здоровая популяция. Мало нам детей–вампиров, давай будут еще и внуки–оборотни! Давай, смешивай нас с грязью уж до конца, а то, глядишь, мы еще не полностью измарались! Что мы тебе сделали такого, что ты нас настолько ненавидишь?

Я развернулась и побежала, роняя слезы и не разбирая дороги. Долго рыдала в каком–то гроте, не в силах прийти в себя от того презрения, которым меня сейчас окатили. Что они сделали, святые и благородные, что они сделали? Благодетельствуют же исключительно, как не согласиться!

И ведь это лучшие из них, не могла я не понимать. И Анхен, и Сериэнта были из тех, кто относился к людям гораздо доброжелательнее многих своих соплеменников. Как же тогда относятся к нам те, другие?

Глава 4. Смерть

Сериэнта плела мне косы. Не две банальные косы, какие я всю жизнь заплетала себе по утрам, торопясь сначала в школу, затем в универ, а теперь и на работу. Нет, она плела мне какие–то замысловатые бесконечные косички, вплетая одну в следующие десять. Это больше походило на макраме, чем на плетение волос, но я не возражала. Сэнта была в благодушном настроении и рассказывала мне сказки.

Старинные вампирские сказки о Детях Леса, не строивших себе иных домов, чем те, что дарованы богами. Лес был им домом, давая и кров, и одежду, и пищу. И они танцевали на залитых светом полянах, славя животворящее солнце, открывающее перед ними пути жизни, и парили в небе под звездами, и луна–хранительница серебрила им кожу, щедро делясь памятью предков.

И были там деревья–великаны, и были маги, способные договориться с деревьями. И где–то в вышине единый ствол делился на многие, своими сложными переплетениями образуя комнаты и переходы, срастаясь с другими деревьями, создавая бесконечные дома и дворцы, живые — для живых, ведь в каждом доме–дереве билось свое сердце.

И были маги, способные говорить с рекой, и маги, способные укротить огонь, и были те, кто слышал богов отчетливей, чем слышал друзей, и те, кто способен унять любую боль.

— И дева с волосами цвета меда там пела песни на невнятном языке, — неожиданно добавила я, вспомнив то потаенное, заветное, что однажды показали мне, уж и не знаю, за что.

— Что за дева? — удивилась Сериэнта, сбиваясь со сказочного настроя.

— Не знаю, ты мне расскажи, — пожала я плечами. — Ее Анхен помнит. Наверняка и ты ее знала.

— Я многих знала. А количество дев, которых в состоянии помнить Анхен, вообще не поддается учету. Нравятся ему человеческие девы, вот и возится с вами, что с котятами.

«А сама ты что со мной возишься? — беззлобно подумала, но благоразумно промолчала. — Из страха перед Анхеном? Прости, не поверю». К ее античеловеческому снобизму я уже немного успела привыкнуть. Тем более, что он у нее с поступками не всегда вязался.

— А она не человеческая, она вампирская, — вот не дам себя сбить. Кто мне еще расскажет, не Анхен же. — Стрижка короткая, но не совсем как у тебя. Челка такая длинная, что и глаз почти не видно. А одежду не разглядела. В листве мелькнуло что–то светлое, не то рукав, не то подол.

— Это в какой же еще листве? — подозрительно покосилась на меня Сериэнта. — Я тебе сейчас древние сказки рассказываю, при чем тут какие–то девы? Тогда и вампиров–то в природе не было.

— Не, Сэнта. Прости, не сходится. Ты мне сейчас рассказываешь сказки без картинок, А Анхен когда–то показал картинку, не снисходя до сказок. А она на твои сказки один в один ложится. И деревья–великаны, и сердце в каждом бьется. Вот только он сказал, что это его воспоминания. Значит и дева там была — та, что он лично знал. Не человеческая дева. И ты в те времена наверняка жила уже тоже. Хочешь сказать — вы не были тогда вампирами? В смысле — не называли себя вампирами? Потому, что не пили кровь?

— Что еще он тебе показывал? Или рассказывал?

— Так, обрывки, недомолвки. Про второе солнце, принесшее боль, про Древних и Новых. Так ты мне объяснишь? Раз уже начала.

— Да это не я начала. Я просто рассказывала сказку. Это наш дорогой авэнэ влез с конкретикой. Вот уж не думала, что он подобными воспоминаниями станет с человеком делиться.

— Но раз уж поделился… ответь, Сэнта! Ну тебе ведь интересно самой об этом. Ты же сама начала, хоть и в виде сказки.

— Ну и что мне тебе рассказать? Да, это были мы. Беспечные Дети Леса, не знавшие боли. Для нас было неприемлемо срубить дерево, не то, что убить животное. В то время не было людей, и нам не нужна была их кровь. Нам солнце давало энергию жизни, земля кормила своими плодами… А та дева… Не так уж и сложно догадаться. Если она — в сердце его воспоминаний о мире, который для нас сейчас мнится — раем. Она так и осталась в том навеки ушедшем раю. Это его боль, не стоит ее ворошить. И не называй ее вампиршей, он обидится страшно. Про тех, кто не увидел второго солнца, так говорить не принято.